Этика и логика ролевых игр

Несуразные вещи

В стране эльфов

Онтологическая ясность тесно связана с чёткими определениями в этике и психологии. Фактически, мир RPG за небольшим числом исключений построен по лекалам мирозданий из литературы фэнтези. Хорошая фантастика и умная проза, увы, значительно меньше повлияли как на каноны RPG, так и на самих игроделов.

Проблема тут только одна: представления о реальности в фэнтези базируются на опыте ребёнка, не достигшего двухлетнего возраста. Это мироздание, в котором все позиции чётко определены и известны всем: добро знает, что оно добро, выглядит как добро и всеми воспринимается как таковое, то же самое и со злом. Добро — оно красивое и в белом, и не надо даже пытаться думать (вредно). Случаи обмана и предательства только подчёркивают эту контрастную картину, потому что это всегда сознательные действия (то есть обманщик знает, что он обманщик). В какой-то момент белые и пушистые маги настолько осточертели всем, что некоторые писатели попытались создать миры, в которых герои вынуждены действовать в неизвестности, сталкиваясь лишь с градациями зла (например, сага о Ведьмаке Анджея Сапковского). И всё же и поныне большая доля игр предполагает для своих персонажей кристальную по ясности позицию высказывания, в которой не существует ошибок идентичности, раскола между тем, как герой воспринимает себя сам и другие воспринимают его, а зачастую нет и сомнений в собственной правоте.

Проблема тут не только в том, что злодеи и добряки в играх выглядят как плохие актёры. Другая сторона вопроса — понимание степени сложности тех или иных поступков. Почему-то даже в хорошо проработанных игровых моральных системах нет простого понимания того, что некоторые выборы (как злые, так и добрые) делать легко, а другие сложно. В играх это часто приводит к тому, что вы не можете совершить дурной поступок, потому что вы слишком добряк (положительная карма) и наоборот. А меж тем основная тема этики и морали — не оценка, а поступок (и сложность перехода от бездействия к акту, и сложность реализации в поступке задуманной цели).

При всей нереалистичности этого опыта он может сформировать весьма специфическую деформацию в позиции высказывания. В таком случае перво-наперво на свалку отправляется рефлексия, поскольку её место затребовано разросшейся до неприличия тупой чёрно-белой схемой, определяющей плохое и хорошее с помощью инструментов «на глазок», «похоже» и «все так думают».

Чудесные миры Адама Смита и Айн Рэнд

Ещё одна замечательная черта подавляющего большинства RPG — это торжество товарно-денежных отношений. Я уже писал об этом, как и сотни других. Создателям не хватает фантазии, чтобы как-то иначе сбалансировать игру, нежели с помощью несговорчивых торгашей, дорогущих шмоток и грабительского обменного курса. Так что неважно кто вы, неважно какой там год или мир за пределами прилавка — будьте добры, предъявите деньги. Вселенная, которая выбрала доллар, а не кнут. Отсюда вынужденный (а не вытекающий из логики сюжета) гриндинг, часто до упоротости нелогичный — как например, доспех, выпадающий из убитого кролика или что-нибудь в этом духе. При этом привычка шмонать всё и всех для развития, а не корысти ради настолько прочно въедается, что RPG без лута и торговцев вызывают когнитивный диссонанс. В идеале торговля нужна, но уравновешенная другими возможностями (крафтинг, зелья, убеждение, кража, побочные квесты и тому подобное).

Особо занятно всё это выглядит, когда наличность становится фактором для решения моральных проблем. Я ещё могу понять моральный смысл пожертвования или отказа от прямой выгоды, но улучшение отношений или уговор кого-либо с помощью подарков и денег — это как минимум требует разумных ограничений. Если в RPG приходится проплачивать улучшение отношений всего пару-тройку раз — это нормально, но когда подкупить можно кого угодно — это бредовые фантазии капиталиста. Интересное решение на эту тему было в Morrowind, когда предложение денег могло как повысить расположение, так и серьёзно его уменьшить.

Само собой, и в играх, и в реальности привычка к поискам бабла как универсального средства решения проблем создаёт несколько убогий образ мысли. Люди — без сомнения эгоистичны по природе (хотя этот эгоизм природа весьма сильно укоротила), но это не означает, что они торгаши с рождения. Превращаться в игрового фармера или рэндодрочера по жизни — дело, конечно, хозяйское, но сосуществовать с такими деятелями в реальном обществе малоприятно.

Несложно увидеть, что детальная проработка этих проблем способна сделать игры сложнее и интереснее, одновременно повышая значимость рефлексии, а не рефлексов в игре. И в конечном счёте весь вопрос в спросе самих геймеров.

Лишнего нам не надо

Первая модель — это упрощение. Эта логика строится на выборе одного-двух факторов и отбрасывании прочих, как малозначимых для достижения результата. Главный ориентир — простота и результативность игры. В развитии персонажа упрощение бывает двух видов. Одни делают ставку на максимальную прокачку ключевой характеристики (часто это создание «танка», то есть максимальный урон или минимизация урона персонажу), другие прямолинейно реагируют на один фактор (например, по типу «часто убивают — развивать только защиту или количество очков жизни, перестал погибать — развивать урон атак» и так далее). В тактике игры сторонник такой модели не любит заморачиваться: обращает внимание только на один показатель в оценке и ориентации в ситуации — будь то сражение, логическая задача или поиск решения сложной проблемы. Самый распространённый случай — это оценка боя только по уровню брони, жизни или ещё чему-то. Такие игроки не любят сложные и запутанные диалоги, не вникают в нюансы отношений персонажей. В многопользовательских онлайн играх эта логика делает ставку на повторение успешных действий и использование ошибок противника.

В самом общем смысле это логика бритвы Оккама — «устранение излишних сущностей». Такой игрок делает наибольшую ставку на предварительный анализ или опыт, а схема оценки опирается на строгие и привычные причинно-следственные связи. Сами игры поддерживают такую логику: и за счёт принципа каузальности, и за счёт того, что для удобства конструирования игры часто выделяются несколько ключевых параметров. Как минимум все приучены, что смерть в игре — это исчерпание очков здоровья (hit points), хотя бывают и исключения. Очевидно, что слабым местом такой логики является отсутствие гибкости, а иногда и нехватка осведомлённости (некоторые упорно проходят игры целиком, даже не узнав о ряде дополнительных фич и возможностей).

Гармоничная личность

Вторая модель — баланс. Главный ориентир — рациональный расчёт и обоснованное ограничение возможностей. Логика баланса в стратегии развития персонажа чаще всего выражается в специализации. Геймеры с такой логикой любят изучать нюансы и возможности каждого класса, создавать оригинальную линию развития, строящуюся на гармонизации нескольких параметров. Выбор часто падает на смежные классы, например, паладин/храмовник (где нужно гармонизировать силу и магию), разбойник/рейнджер (ловкость и сила), боевой маг или какой-нибудь бард-дипломат. В игре баланс проявляется в сложных тактических схемах, выгодно использующих сильные стороны персонажа и контекст; сюда же относится тяга к засадам, ловушкам, использованию ландшафта и подручных объектов. Сторонники этой модели не любят внешние ограничения в исследовании мира, развитии навыков и особенно отсутствие разных способов решения задачи. Также они обычно интересуются историей, сюжетом и диалогами в игре. Можно встретить мнение, высказанное такими игроками, о том, что только они способны увидеть красоту и логику игры (если, конечно, в ней заранее всё продумано и сбалансировано). Впрочем, бывает и так, что пристрастие к сражениям здесь перевешивает интерес к сюжету, особенно в играх типа Hack`n`Slash. В многопользовательских играх эта логика тяготеет к ярко выраженному индивидуализму, делающему ставку на собственные таланты и реакцию.

В философском контексте эту логику можно назвать телеологической — в основе такой тактики и стратегии лежит некая цель (обычно так или иначе понятное совершенство). Соответственно наибольший акцент анализа приходится на средства достижения цели и контекст ситуаций. При своеобразной эстетизации собственной активности это подход гибок, но чреват стратегическими ошибками (так один мой приятель предпочитал начинать проходить Diablo 2 заново, встретившись с каким-либо действительно серьёзным препятствием, поскольку списывал всё на неверный выбор класса или неправильную стратегию распределения уровней).

А можно всех посмотреть?

Третья модель — расширение. В качестве ориентира здесь выступает максимизация возможностей, стремление ничего не пропустить из того, что заложено в игру. На стратегическом уровне логика расширения — это всегда универсализм, развитие едва ли не всех параметров и способностей (за исключением тех, которые можно компенсировать иным путём). Иногда получается странный воин-вор, который ещё немножечко шьёт, то есть кастует. В тактическом плане — это тоже универсализм; для игрока важнее опробовать разные комбинации навыков, виды оружия и брони, методы решений проблем. Иногда такой тип игры производит несколько хаотическое впечатление. Особое внимание уделено как диалогам, так и вообще поведению, но только в тех играх, где репутация, а также реплики в диалогах могут серьёзно ограничивать возможности персонажа в будущем. Наиболее яркий пример: серия Fallout, где ограничения и/или дополнительные возможности зависят не только от уровня репутации, но и от особых титулов (Porn Star, Grave Digger, Childkiller, Slaver, Separated и других). Также во многих RPG неудачный диалог может привести к потере помощника. Геймеры этого типа предпочитают переигрывать ситуации заново, если в них приходится жертвовать той или иной возможностью. Во многом это обусловлено любопытством. Участвуя в многопользовательских играх, что кстати бывает не часто, сторонник модели расширения скоро приходит к пониманию как необходимости кооперации, так и важности владения разными ролями (в зависимости от игры и слэнга её фанатов количество ролей может колебаться от нескольких до двух десятков, например, в Dota 2 официально выделяется 10 ролей: Carry, Disabler, Lane Support, Initiator, Jungler, Support, Durable, Pusher, Nuker, Escape).

Определить ключевой момент этой логики несколько сложнее, чем в других случаях. На мой взгляд, она ближе всего к структуре понимания — это попытка выстроить собственное целое, учитывая мотивы других. Иными словами, возможности в игре в какой-то степени рассматриваются как желания авторов. И произведение этих авторов воспринимается по схеме, напоминающей герменевтический подход. В самой идее прохождения игры «и так, и эдак» или «и за тех, и за этих» потенциально заложена интенция на попытку увидеть чужими глазами. Наверное, поэтому, как мне представляется из наблюдений, сила проявления данной модели сильно зависит от степени эмоциональной вовлечённости в игру. Впрочем, как и все предыдущие модели, эта вполне может носить характер обсессии, то есть навязчивой привычки или ритуала. К слабостям этой модели помимо эклектичности можно отнести и высокий уровень фрустрации (связанной с необходимостью отыгрывать назад, переигрывать или просто сожалеть о том, что не все предусмотрел).

С точки зрения философии

Занявшись теоретическим осмыслением компьютерных игр, я отдавал себе отчёт, что возможно буду заниматься «изобретением велосипеда». Но удовольствие и интерес оправдывали мой выбор. На эту тему есть множество работ, выходящих в основном на Западе, где уже устоялся термин «game studies». Это кстати, ещё одна причина, почему я пошёл своим путём и практически наощупь — я ленюсь читать на английском. Большая часть философских работ на русском недоступна в Сети, другие ориентированы на онтологию виртуального (а не конкретно игры). К тому же многие отечественные авторы злоупотребляют «симулякрами», homo ludens и школярскими обобщениями (в духе «игра А предлагает сыграть за Зло, следовательно, все игры вне морали»), что просто жаль времени продираться через эти дебри.

Однако постепенно я ознакомился с двумя-тремя десятками англоязычных работ, и обнаружил два важных момента. Первый момент, вызывающий во мне чувство гордости, заключается в том, что моя рефлексия не уступает аналитике известных авторов, вплоть до схожих идей и классификаций. Второй связан с ориентацией исследователей, которая ближе социологии и практической этике. Авторы много внимания уделяют конкретным играм (и это отлично), анализируя то, как они сделаны, и то, как о них говорят. Но при этом упоминания философов редки, а этических систем, классификаций — единичны; ещё хуже с эстетикой и нарративистикой. Психологический подход используется, но на основе унылых бихейвористов. Поэтому, когда видишь в названии статьи Эрин Хоффман имя Кьеркегора, неистово хочется её прочесть (да вот нет лишних 30 долларов). Объясняется такое упущение просто: исследователи вынуждены преподносить свои интересы как современные и актуальные. Однако это чревато искажением взгляда. На же мой взгляд, компьютерные игры не проявление каких-то новых проблем онтологии и этики, которые вдруг возникли в последние 50 лет. Всё с точностью наоборот: в вопросах виртуальности, сетевых сообществ и видеоигр мы вновь возвращаемся (как в «снятом тезисе») к проблемам онтологии, гносеологии и этики, поставленным Декартом, Мальбраншем, Спинозой, Кантом, Бентамом, Гегелем, Фрейдом и другими.

Поэтому я и попытался найти к выделенным мною особенностям этики и логики игр аналогии со стороны философии. Я понимаю, что это не всем интересно, но мне было важно обнаружить, что характеристики поступка в RPG сходны подходам известных этических систем. Лишь в хорошо проработанной этической теории можно найти хоть какие-то внятные идеи на тему связи удовольствия и действия. В этой сфере в теории игр (от журналистов и аналитиков до серьёзных исследователей) огромная лакуна, даже несмотря на то, что геймеров часто уравнивают то с гедонистами, то с аморальными циниками, то с носителями новой сетевой морали. Дело в том, что если в ряде случаев методологическая слабость рассуждения особой погоды не делает, то говоря об удовольствии, мы говорим о сути — о том, почему люди играют в компьютерные игры. Более того, почему одни играют, а другие нет. Равно как: почему одни играют в одни игры, а другие предпочитают иные? В этом смысле я предпочел начать с самого сложного: не с радости побед, не с удовольствия от интерактивной динамики игры или графики, а с того, почему некоторым нравятся игры, которые, говоря по-простому, грузят какими-то моральными выборами и дилеммами.

Отыскивая аналогии, следует сразу же отбросить все варианты, в которых удовольствие является единственным ориентиром (гедонизм, эпикурейство), а также этики, придающие большое значение эмпатии и здравому смыслу, в том числе разные формы «золотой середины» вроде аристотелевской этики добродетели. Причина тому в некоторой приземлённости этих школ: они невысоко ценят фикцию (а игровой мир фикционален) и поступок меряют телом, его врождёнными свойствами и потребностями. Вопрос с телом вообще очень интересен, поскольку целиком его исключить нельзя, но всё же тело геймера — это тело редуцированное и тело, представленное главным образом через воображаемое. Однако вполне возможна и версия, согласно которой игра, чтобы соблазнить ум геймера, должна что-то предложить и его телу. По крайней мере следы, что оставляют игры — реальны и телесны (в том числе в форме симптомов).

Влияние разных этических школ частично объясняет некоторую противоречивость игровой морали. Поскольку всякая этика — это модель оценки поступков, то любая игра с моральной системой воплощает в себе баланс двух принципов оценки: конструирования/конвенции (мы решили, что это добро, а это зло) и рационального долженствования (нечто правильно и обязательно, потому что есть резоны считать это правильным). В итоге баланс редко бывает устойчивым, поскольку моральное вовлечение — штука весьма непростая. А без эмоциональной и моральной составляющей мышление игрока имеет дело только с одной группой фактов — победа или поражение согласно правилам игры. Кроме того, довольно часто существует своеобразный раскол между моралью создателя игры и её персонажа, хотя бы потому, что первым не приходится принимать радикальных решений, спасать галактики и так далее.

Первая аналогия, приходящая на ум, — этика прагматизма, особенно его инструменталистский вариант Джона Дьюи. С точки зрения инструментализма, любая моральная теория — это всего лишь репертуар решений и операций, предписываемых той или иной ситуации. Основная задача этих репертуаров состоит в нахождении успешного образа действия, привязанного к конкретной ситуации. Прагматики иногда делают акцент, что речь не только о выгодах и удовлетворительных результатах, но и об ограничении действий, чьи последствия могут быть нежелательны (допустимые цели и средства определяются ситуацией). Прагматизм не вводит никаких абсолютов и оценивает мораль по эффективности в достижении поставленных целей. Соответственно подтвердившие свою эффективность модели считаются равноправными, а значит равноценны и моральные теории, предлагающие их. Значительное число квестов в RPG так и устроены: принеси мне эту вещь — хоть выкупи, хоть укради, хоть сними с остывающего трупа. Иными словами, и создатели игр, и фикциональные персонажи (оценивающие ваши действия в игре) часто мыслят прагматически. Ограничения в данном случае распространяются не на оценку действия, а на возможности: запрограммирована опция или нет, доступна ли опция в силу игровых правил, например, уровня скилла, а также каковы последующие возможности, в зависимости от прежних решений (например, убив персонажа, вы уже не получите от него помощь или квест).

Философ Рорти был убеждён, что подобное отношение к этике неверно относить к релятивизму. Во-первых, потому, что в реальности неэффективные моральные теории (то есть неуспешные или мало где применимые) тестируются и «отбраковываются», и, во-вторых, потому что анализ и отбор алгоритмов поступка происходит не только в интересах конкретного субъекта, но и в интересах будущего. Концепция мелиоризма, предполагающая неуклонное движение нравов общества в сторону большей рефлексивности, справедливости и демократичности — и есть то незыблемое основание, которое уравновешивает релятивизм прагматиков по мысли Рорти.

Прагматические основания в компьютерных играх не кажутся какой-то случайностью, если учесть, что именно эта философия наиболее популярна в США, которые являются одним из лидеров игростроения. Тот же Дьюи — для американцев философ номер один. Поэтому не только любой, кто закончил американский колледж по гуманитарной дисциплине, но и любой носитель американской культуры в США найдёт привычным такой ход рассуждения, как например в работе о геймдизайне Эндрю Роллингса и Эрнеста Адамса:

Сам ход рассуждения, предполагающий отсутствие нормирующего абсолюта, фундаментальную зависимость оценки правильного от контекста, равно как и приведённый пример, явно вдохновлён идеями американских прагматистов. В ряде случаев логика RPG подталкивает игрока к решениям в таком стиле: любые внутриигровые элементы, в том числе решения о действиях в отношении других персонажей, становятся инструментом для достижения извне поставленной цели — выполнения задания. Сама возможность нескольких видов решения задачи (например, выбор между тремя стратегиями: решить силой, достичь хитростью/обманом/кражей или получить убеждением) подталкивает пользователя к представлению о равноценности, в том числе моральной, всех способов, ведущих к успеху. Классическая задача, предстоящая перед героем RPG — решение глобальной проблемы, означающей спасение большого количества существ, достижение высшей цели или собственное выживание, а часто всё вместе. Исходя из этого, игрок вынужден корректировать свои выборы, измеряя их не только в соотнесении с частной, но также с параллельными заданиями и основной целью. Особенно это актуально для игр, предполагающих несколько концовок. В силу этого игрок оказывается в положении морального философа, как его сформулировал Джемс — он руководствуется максимой: «Постоянное удовлетворение возможно большего числа требований». Удовольствие же в такой системе становится одним из факторов контекста, от которого нельзя отмахнуться, но который может быть рационально использован (в том числе в сублимированной форме).

Надо признать и тот факт, что игровой ситуационизм легко критиковать. В таком взгляде на моральные проблемы нет места для накопления морального опыта, а само решение сводится к рефлексивному поиску минимакса. Как неоднократно было замечено и создателями игр, и геймерами, отсутствие ограничений портит игру ничуть не хуже избытка. Игровая виртуальная реальность строится не только на реалистичности, но и на ряде условностей, необходимых игре. В результате этого просчёта моральные дилеммы вызывают иронию и сарказм, и сама игра распадается на серию довольно однообразных квестов. Учитывая эту проблему, создатели явно или неявно вносят самые разные ограничения в ситуации морального выбора. Часть из них связана с собственными представлениями о правильном, моральном или более сложном. Это тот случай, когда вознаграждение за выполнение квеста (очки опыта, ресурсы, новые возможности) зависит от выбранного стиля решения проблемы. Здесь игрок оказывается в ситуации более похожей на традиционную версию этики — с абсолютом или нормирующим началом, определяющим приоритеты (воля создателей игры). В конечном счёте, если моральные поступки в игре получают какое-то выражение, влияющее на ход игры, то возникает и некоторая шкала с двумя крайними полюсами абсолютного добра и абсолютного зла.

Другая часть ограничений, наиболее органичная для RPG, происходит из сюжета истории и характеров, предписанных персонажам. Ограничивая выбор реплик, способы решения задачи, а также заставляя чем-то жертвовать, создатель игры с одной стороны, рискует нарушить ощущение вовлечённости игрока, с другой стороны, при принятии этих условностей игрок может испытать гораздо более сильный ответ на моральный вызов. Так же нередки случаи, когда игроки испытывают очень сильные эмоции по поводу гибели того или иного персонажа (или других событий игры), что выливается в самые разные реакции — от фанфикшн с другой развязкой до массовых требований в адрес производителей изменить что-либо.

Также стоит отметить культурные различия, представленные в двух школах компьютерных игр — японской и западной. В WRPG (Western RPG) игроку предлагают гораздо больше свободы в создании внешнего облика своего персонажа, в выборе роли и специализации, и, конечно же, в решениях, влияющих на сюжет и судьбу игрового мира. Ветвящийся нарратив (альтернативные финалы) и открытый мир здесь востребованы намного выше. В JRPG (Japanese RPG) напротив, очень много внимания уделено детальнейшей проработке предыстории героев, их отношениям и диалогам, в то время как нелийнейные сюжеты не характерны, а ключевые решения персонажи «принимают» без всякого влияния игрока. Эти игры намного больше напоминают историю с интерактивными вставками.

В любом случае, серьёзные ограничения, заставляющие учитывать сюжет, характеры персонажей и моральное значение последствий, нередко приводят к совершенно иному, непрагматическому типу поведения в играх. На мой взгляд, эта модель имеет много общего с едва ли не противоположной системой — с этикой долга Канта. Канта я беру как самый яркий пример, но конечно, было бы точнее говорить о целом направлении — о деонтологиях или этиках, более сосредоточенных на мотивах, нежели последствиях наших актов.

В чем же состоят эти сходства?

Во-первых, главный герой RPG часто движим долгом и ничем больше. Иногда для включения в историю к мотивации примешивается месть (Dishonored, Dragon Age: Origins), принуждение (Fallout 1,2, Dragon Age: Inquisition), желание узнать или понять суть происходящего (Farenheit, Mass Effect), корысть (Bioshock Infinite), другие чувства или даже все сразу (The Witcher 1,2). Однако с развитием сюжета почти всегда эти мотивы либо отбрасываются, либо уходят на задний план. Отступая от «высокой миссии», смысл игры теряется и логика действий персонажа распадается на отыгрывание возможностей той или иной ситуации. Кант, формулируя категорический императив, хотел показать, что подлинный моральный поступок совершается, невзирая на последствия, в том числе удовольствие, боль или страх. Переживать ощущения игрового персонажа игроки пока не могут (это невозможно технически, хотя тенденция к тому идёт), но это скорее облегчает возможность поступать через аватар на основе одного лишь долга, пусть этот долг реально существует только в вымышленном мире игры.

Во-вторых, Кант считал, что поле морального выбора для человека лежит между двумя недостижимыми полюсами: святостью ангелов, которые не могут поступать вопреки моральному закону, и дьявольским злом, которое переворачивая требования морального закона, от противного подтверждает его существование. Кант обе позиции считал недостижимыми, однако в ряде игр само существование шкалы моральности (кармы, доброты и так далее) подталкивает игроков к крайностям. Вплоть до того, что в Fable герой приобретает внешность, напоминающую святого или демона в силу своих моральных решений. Иными словами, своими поступками игроки подтверждают реальность некоторого нравственного закона в пространстве игры. Согласно Канту, отклонение воли от исполнения долга никак не влияет на существование морального закона: он становится онтологической реальностью одновременно с существованием свободной воли, создающей морального субъекта. В некоторым смысле категорический императив — не идея разума, а по словам Лакана выражение «закона некоей природы, в которой мы призваны жить».

Более того, в играх как раз нет зазора между сутью выбора и интерпретациями или неизвестностью этого факта другим. В RPG работает своего рода закон короткой кармы: последствия ощущаются почти сразу же и в реакции всех NPC. Это создаёт большую озабоченность, в том числе при выборе реплик, что не может не сказаться на попытках как минимум понять моральные основания собственного и других персонажей.

Здесь стоит отметить и ещё один нюанс культурного плана. Так же, как и в других сферах искусства (особенно массового), в сюжетах компьютерных игр есть ощутимая разница в акцентах между европейскими играми и американскими. Она связана с пониманием природы выбора и зла. Это деление несколько условно, особенно учитывая, что современные игры создаются международными командами, а многие компании-разработчики давно стали дочерними предприятиями мега-монстров вроде EA. Для «европейского» подхода принципиально наличие мотивации для всех персонажей и особенно для антагонистов. Зло часто предстаёт как результат осмысленных выборов, более того, зло порой даже более мотивировано, чем сторона, за которую играет геймер. В «американском» подходе акцент сделан на борьбе, поэтому злодеи ходульны, а часто и вовсе лишены какой-либо логики. В этом смысле видеоигра — конечно, относится к сфере легального, а не морального, так как из неё практически нельзя устранить значение последствий. И всё же излишнее влияние прагматизма (плюс в ряде случаев утилитаризма) делает игры «нечувствительными» к моральной проблематике: истина и понимание мотивов не нужны, нужно побеждать.

В-третьих, следует внимательно рассмотреть формулу категорического императива. Он предписывает, что моральный поступок определяется лишь формой всеобщего и необходимого закона. Лакан в своём семинаре по этике психоанализа по этому поводу делает любопытное замечание: он говорит, что формулировке Канта можно дать более современное выражение — «поступай лишь так, чтобы всякое твое действие могло быть запрограммировано». Но ведь именно подобным образом вынуждены действовать создатели игры.

По сути, чтобы иметь способность различать добро и зло, мы по Канту должны суметь отказаться от себя как конкретного существа и встать на позицию своего рода сверх-субъекта разума. Только в таком случае воля остаётся и автономной, и всеобщей. Это означает, что индивидуальные Я должны сформировать единое коллективное Я на основе абстрактной логики закона. Нельзя не заметить, что нечто аналогичное, только на уровне сконструированной виртуальной реальности игрового мира происходит и в RPG. Создатели не могут учесть индивидуальные особенности каждого пользователя, поэтому точно так же стремятся создать через персонажа пространство, объединяющее разные воли общими и программируемыми выборами. Долг с его определённостью, ясностью и жёсткостью в данном случае вполне подходит. В этом смысле можно сделать и ещё одно интересное замечание: эстетика в RPG — это в подавляющем большинстве случаев эстетика возвышенного (именно Кант ввёл и обосновал эту категорию в эстетике).

Вообще же, подытоживая этот длинный рассказ о влиянии игр, следует сделать вывод, что самое главное — не впадать в крайности. Если бы игры целиком и полностью определяли поведение игрока в жизни, то мы бы получили конвейер циничных «разумных эгоистов» с преобладанием материалистической мотивации и нерефлексивной самоидентификацией. Однако среди геймеров гораздо чаще встречаются люди сложные (а вечно счастливых электронников с вживлённым в мозг бизнес-планом штампуют и без игр). Следовательно, в самом пространстве RPG существуют какие-то компоненты и возможности, способные разбавить или даже уравновесить влияние игрового прагматизма и других негативных факторов.

Я думаю, что в самом общем смысле единственное, что способно смягчить прагматику — это эстетика игры. Если отвлечься от логических и этических схем, переживания в рамках игры живут меж двух полюсов. Первый — это уклон в прагматику игры (эффективность усилий/трат и результативность), второй — уклон в эстетику игры (от наслаждения историей, сюжетом, диалогами и образами до изящества тактических схем и стратегий). Это тот случай, где наличие эстетики — уже род этики. Такое разделение частично определяется тем, что все элементы игры делятся на те, которые можно использовать (воздействовать, менять) и те, что вне зоны воздействия. И одно без другого не может существовать, просто в разных ситуациях мы делаем акцент на чём-то одном. Акцент на элементах первого рода ведёт к прагматической ориентации, а интерес к элементам второго рода — к эстетическому отношению к ним. Никто не играет только ради красивых пейзажей или впечатляющей динамики боя, но точно также мало кого привлекают игры, состоящие из однообразной вереницы получения и исполнения квестов.

Так что если игры действительно нас чему-то обучают, то не только за счёт виртуальных успехов и достижений, но и за счёт ограничений и искренних переживаний. И в этом смысле уместно сравнение RPG с художественной литературой — некоторые произведения развивают и учат более ответственному отношению к поведению и выборам, другие — напротив, могут разрушать или ослаблять нормы и ценности. Более того, и те, и другие необходимы в разные периоды жизни. В силу этого просто необходимо думать во что вы играете и зачем, а также оборачиваться назад и спрашивать себя «почему именно я потратил своё время на эту игру?» Просто потому что это путь человека, которому интересен он сам. ▲